Четыре проблемы мешают Донбассу «дать стране угля»
В июле–августе в ДНР начнется запланированная передача республиканских государственных шахт в руки частных инвесторов. Ещё в декабре 2022-го донецкий министр угля и энергетики Андрей Чертков сообщил: этот ход обеспечит рост добычи минимум на 30–40% за три года. Интересы властей республики понятны — сохранить добычу угля, обеспечив существующие производственные цепочки и сняв с себя необходимость обновления предприятий.
Но для новых владельцев речь идет о долгосрочном вложении. Вне зависимости от того, состоится ли приватизация шахт в намеченные сроки или нет, инвесторам придётся решать целый букет проблем. Сложности в угледобыче накопились за восемь предшествующих лет и усугубились за прошлый год.
Над отраслью нависают четыре глобальные угрозы: кадры, инфраструктура, безопасность и сбыт. Большие вопросы вызывает и система управления шахтами. Поэтому перспективы успеха реформы надо рассмотреть попристальнее.
Жизнь в кризисе
В тяжелый кризис угледобывающие предприятия Донбасса скатились ещё до 2014 года. При последнем домайданном президенте Украины Викторе Януковиче всерьез обсуждалась программа «оптимизации» угледобычи с закрытием шахт.
А когда всем стало не до них, проблемы стали нарастать как снежный ком и достигли апогея к 2017 году. Тогда народные республики из-за украинской экономической блокады остались без традиционного рынка сбыта. Выход на внешние рынки был задачей нетривиальной из-за непризнанности и логистических проблем. Экспорт приходилось налаживать через Россию.
Тогда федеральный центр принял решение передать шахты во временное управление беглому украинскому олигарху Сергею Курченко, которому предоставили монопольное право на экспорт угля. «Тема» для него оказалась крайне денежной: контроль был минимальным, зависимость Донецка и Луганска — максимальной, а схема экспорта (транзитом через другие страны на Украину и в ЕС) открывала невероятные возможности для махинаций.
Курченко этими возможностями воспользовался в полной мере. Уголь с шахт покупали по цене на 100 рублей за тонну выше себестоимости, а продавали по 90–100 долларов за тонну. С такой замечательной рентабельностью предприятия углепрома накопили 8 млрд рублей убытков, в том числе 2,5 млрд рублей задолженности по зарплате. В 2019 году «Газ-Альянс» Сергея Курченко лишили монопольного права на экспорт угля из ЛНР и ДНР, но предоставили отсрочку по погашению задолженности вплоть до 2025 года.
Лучше после такого шага не стало. Долги продолжали увеличиваться, а количество шахтёров сокращаться. Горняки спасались как могли. Кто-то увольнялся, кто-то (таких набралось свыше 2 тыс. человек) подписывал контракты и по организованному набору переезжал в Якутию на предприятия «Колмара».
В ДНР, правда, обошлось без забастовок. А в ЛНР в июне 2020 года 119 шахтёров шахты «Комсомольская» отказались подниматься из забоя и провели под землёй восемь дней, требуя погасить перед ними задолженность по зарплате.
Власти поначалу пустили в ход МГБ, задержав 22 горняка и членов их семей, но после шахтёрам предоставил письменные гарантии неприкосновенности и погашения долгов глава республики Леонид Пасечник. Долги и правда стали гасить, а заодно провели реорганизацию системы управления угледобычей, передав рентабельные шахты в состав госпредприятия (ГП) «Востокуголь». Как итог, если верить луганской бюрократии, зарплата работников ГП с 2020 по 2022 год выросла на 65% и выплаты стали регулярными. Плюс «Востокуголь» при худших стартовых условиях к концу 2022 года умудрился обогнать ДНР по объёмам добычи угля.
В ДНР же ничего принципиально менять не стали, поэтому практика по выплате зарплаты траншами по 5–7% с трёхмесячной задержкой стала нормой. Апогеем такого отношения к шахтёрам стала распространённая грустная шутка о выплате денег дважды в год — на Новый год и День шахтёра. При этом формально весной 2022 года средняя зарплата по «Макеевуглю» составляла 28,2 тысячи рублей.
Но такие цифры всегда подобны средней температуре по больнице. По сути это среднее арифметическое из зарплат руководства, управленческой надстройки (она в «Макеевугле» весьма многочисленная) и рядовых горняков. Кроме того, именно на этой шахте в прошлые годы выплачивали по 5–7% зарплаты за раз.
В таком тяжёлом состоянии угледобывающая промышленность в народных республиках пребывала вплоть до начала СВО.
Кадры и сбыт
С началом спецоперации жизнь угледобывающих предприятий почти остановилась из-за мобилизации. В ДНР на шахте им. Кирова «Макеевугля» из 700 человек остались работать три десятка (сейчас шахта переведена в режим водоотлива), а в ЛНР на одной из шахт из штатных 300 человек трудятся трое.
В целом по ДНР призвали каждого второго горняка, в ЛНР, как сообщало руководство республики в декабре прошлого года, ушли воевать 58% шахтёров.
Как следствие, в ДНР добыча угля на государственных шахтах к концу 2022 года упала до 2,9 млн тонн, сократившись в 2–2,5 раза по сравнению с пиковыми 2018–2019 годами.
Примерно столько же угля добыли и на частных шахтах. В ЛНР в январе 2022 года планировали добыть 8,5 млн тонн, против 5 млн тонн по итогам 2021 года, а добыли чуть более 3 миллионов. Все эти цифры стали известны лишь благодаря включению ЛНР и ДНР в состав России — до этого количество работающих шахт и объёмы добычи находились под грифом «Для служебного пользования».
Но быстро нарастить добычу вряд ли представляется возможным. Кто-то из шахтеров уехал насовсем, кто-то подписал контракт и воюет, а многие за те деньги, которые им платили ранее, в забой не вернутся. Средняя зарплата на шахтах ДНР немногим больше 36 тысяч рублей. Для сравнения, финансисты отдела образования в Макеевке получают на руки в районе 30 тыс. рублей, не спускаясь в забой. Как следствие, молодёжь на шахты идти трудиться не желает. А увеличить количество шахтёров за счёт родившихся с 1985 по 1992 год уже невозможно — ресурс исчерпан.
Плюс проблема с выплатой долгов — вопрос решен лишь временно. Транш из федерального бюджета размером в 2,7 млрд рублей был перечислен в середине мая и покрывал период в четыре месяца. Но если частники не возьмут государственные шахты ДНР под свое управление уже в июле–августе, то выдавать зарплату вновь придётся из федерального бюджета в счет погашения уже нового долга.
А частнику необходимо рассчитывать на стабильный сбыт, которого по-прежнему нет. С 2017 по 2022 год донецкий уголь хоть как-то экспортировался на Украину, в ЕС, а также понемногу в Турцию и страны Ближнего Востока. После начала СВО рынки Украины и ЕС закрыты, а выход на мировой рынок ограничен узкими воротами донских портов Ростовской области. Здесь мог бы помочь мариупольский порт, однако прямого железнодорожного сообщения между Мариуполем и Донецком нет. В районе Еленовки полотно простреливается ВСУ еще с 2014 года. И до тех пор, пока линию фронта не отодвинут, наладить экспорт угля по кратчайшему пути через порты северного Приазовья не получится.
Как следствие, на экспорт с начала 2023 года было отгружено 8,6 тыс. тонн (1,8% от общей добычи), из которых 7,2 тыс. тонн купила Турция. А в условиях затянувшихся боевых действий особых надежд на рост внутреннего потребления угля нет. Львиная доля энергетического угля сжигалась на ТЭС и ТЭЦ, в работе которых сейчас нет особой потребности. Ведь потребление электроэнергии жителями и предприятиями явно сократилось.
Пока в ЛНР и ДНР главными потребителями энергетического угля остаются Старобешевская и Зуевская ТЭС. Первая работает на антраците из ДНР, вторая сжигает газовые угли из ЛНР.
Луганская ТЭС с середины прошлого года работает на природном газе. Маломощная и старая Мироновская ТЭС в последние годы производила тепловую энергию без выработки электричества, а Углегорская сильно пострадала при освобождении ЛНР, и перезапустят её, в лучшем случае, в конце текущего года.
Возможно, ситуация изменится после освобождения всей территории ДНР, но каких-либо сроков по понятным причинам здесь устанавливать не получается.
Инфраструктура и безопасность
Вопрос о будущем шахт ожидаемо встал ребром сразу после присоединения республик. Глава ЛНР Леонид Пасечник во время встречи с президентом Владимиром Путиным в конце декабря ходатайствовал о сохранении шахт в госсобственности.
Несмотря на отсутствие в России государственных угольных предприятий, президент не возражал. Но в качестве встречного условия он поставил обеспечение безубыточной работы.
В ДНР же решили пойти по более простому и проверенному пути — приватизировав государственные шахты. К моменту включения ДНР в состав России там было пять государственных унитарных предприятий с 16 шахтами, из которых работали девять. Плюс 46 частных шахт, из которых на 18 велась добыча.
С инфраструктурой и оборудованием на госпредприятиях просто беда. Если еще в 2017 году главной проблемой был крепёжный лес, то теперь он уже не поможет. Износ оборудования на шахтах ДНР по оценкам профильного министерства находится в пределах 80–85% (для сравнения, средний показатель по России до СВО — 70%). Государственные шахты свыше 30 лет, то есть с момента обретения Украиной независимости, работали без реконструкции и модернизации.
Защиту от обстрелов тоже, в принципе, обеспечить невозможно — на шахту имени Засядько в Киевском районе Донецка может «прилететь» из ствольной артиллерии, а до остальных добивают РСЗО и авиационные ракеты. В прошлом ноябре из-за повреждения электроподстанции «Смолянка» напряжением 220 кВ в Донецке 59 горняков остались под землёй, а на шахте им. Скочинского еще недавно минимум раз в две недели люди оставались на глубине без света.
Так что приватизационный путь в ДНР оказался не таким уж и простым. Инвесторы приезжают, смотрят на активы и уезжают. По крайней мере, так было в 2022 году. Причины всё те же, что были озвучены выше, — безопасность, кадры, инфраструктура и спрос.
При этом параметры приватизации публично никем не объявлены. Поэтому нет понимания: будут ли предприятия полностью переданы частникам или власти сохранят за собой контрольный (или блокирующий) пакет.
Пока же, судя по накопленным в отрасли проблемам, приватизация выглядит как попытка властей избавиться от проблемы, переложив её на бизнес. Осенью 2022 года министр Чертков отмечал, что в развитие угольной отрасли нужно вложить около 10 млрд рублей в ближайшие три года. Это уже на уровне суммы ограничивает круг потенциальных желающих вкладываться в такой проект.
В общем, пока угледобыча ЛНР и ДНР представляет собой свою бледную тень даже по сравнению с 2021 годом, не говоря уже о временах до 2014 года.
До тех пор пока ВС России не отодвинут линию фронта, обеспечив безопасность новых территорий (а значит, безопасность граждан, предприятий и выхода на морские торговые пути), не удастся решить кадровый вопрос и обеспечить спрос на уголь Донбасса. Впрочем, если потенциальным инвесторам удастся хотя бы обеспечить регулярную выплату зарплат и обновление инфраструктуры шахт, это уже будет серьёзным шагом вперёд.
В июле–августе в ДНР начнется запланированная передача республиканских государственных шахт в руки частных инвесторов. Ещё в декабре 2022-го донецкий министр угля и энергетики Андрей Чертков сообщил: этот ход обеспечит рост добычи минимум на 30–40% за три года. Интересы властей республики понятны — сохранить добычу угля, обеспечив существующие производственные цепочки и сняв с себя необходимость обновления предприятий.
Но для новых владельцев речь идет о долгосрочном вложении. Вне зависимости от того, состоится ли приватизация шахт в намеченные сроки или нет, инвесторам придётся решать целый букет проблем. Сложности в угледобыче накопились за восемь предшествующих лет и усугубились за прошлый год.
Над отраслью нависают четыре глобальные угрозы: кадры, инфраструктура, безопасность и сбыт. Большие вопросы вызывает и система управления шахтами. Поэтому перспективы успеха реформы надо рассмотреть попристальнее.
Жизнь в кризисе
В тяжелый кризис угледобывающие предприятия Донбасса скатились ещё до 2014 года. При последнем домайданном президенте Украины Викторе Януковиче всерьез обсуждалась программа «оптимизации» угледобычи с закрытием шахт.
А когда всем стало не до них, проблемы стали нарастать как снежный ком и достигли апогея к 2017 году. Тогда народные республики из-за украинской экономической блокады остались без традиционного рынка сбыта. Выход на внешние рынки был задачей нетривиальной из-за непризнанности и логистических проблем. Экспорт приходилось налаживать через Россию.
Тогда федеральный центр принял решение передать шахты во временное управление беглому украинскому олигарху Сергею Курченко, которому предоставили монопольное право на экспорт угля. «Тема» для него оказалась крайне денежной: контроль был минимальным, зависимость Донецка и Луганска — максимальной, а схема экспорта (транзитом через другие страны на Украину и в ЕС) открывала невероятные возможности для махинаций.
Курченко этими возможностями воспользовался в полной мере. Уголь с шахт покупали по цене на 100 рублей за тонну выше себестоимости, а продавали по 90–100 долларов за тонну. С такой замечательной рентабельностью предприятия углепрома накопили 8 млрд рублей убытков, в том числе 2,5 млрд рублей задолженности по зарплате. В 2019 году «Газ-Альянс» Сергея Курченко лишили монопольного права на экспорт угля из ЛНР и ДНР, но предоставили отсрочку по погашению задолженности вплоть до 2025 года.
Лучше после такого шага не стало. Долги продолжали увеличиваться, а количество шахтёров сокращаться. Горняки спасались как могли. Кто-то увольнялся, кто-то (таких набралось свыше 2 тыс. человек) подписывал контракты и по организованному набору переезжал в Якутию на предприятия «Колмара».
В ДНР, правда, обошлось без забастовок. А в ЛНР в июне 2020 года 119 шахтёров шахты «Комсомольская» отказались подниматься из забоя и провели под землёй восемь дней, требуя погасить перед ними задолженность по зарплате.
Власти поначалу пустили в ход МГБ, задержав 22 горняка и членов их семей, но после шахтёрам предоставил письменные гарантии неприкосновенности и погашения долгов глава республики Леонид Пасечник. Долги и правда стали гасить, а заодно провели реорганизацию системы управления угледобычей, передав рентабельные шахты в состав госпредприятия (ГП) «Востокуголь». Как итог, если верить луганской бюрократии, зарплата работников ГП с 2020 по 2022 год выросла на 65% и выплаты стали регулярными. Плюс «Востокуголь» при худших стартовых условиях к концу 2022 года умудрился обогнать ДНР по объёмам добычи угля.
В ДНР же ничего принципиально менять не стали, поэтому практика по выплате зарплаты траншами по 5–7% с трёхмесячной задержкой стала нормой. Апогеем такого отношения к шахтёрам стала распространённая грустная шутка о выплате денег дважды в год — на Новый год и День шахтёра. При этом формально весной 2022 года средняя зарплата по «Макеевуглю» составляла 28,2 тысячи рублей.
Но такие цифры всегда подобны средней температуре по больнице. По сути это среднее арифметическое из зарплат руководства, управленческой надстройки (она в «Макеевугле» весьма многочисленная) и рядовых горняков. Кроме того, именно на этой шахте в прошлые годы выплачивали по 5–7% зарплаты за раз.
В таком тяжёлом состоянии угледобывающая промышленность в народных республиках пребывала вплоть до начала СВО.
Кадры и сбыт
С началом спецоперации жизнь угледобывающих предприятий почти остановилась из-за мобилизации. В ДНР на шахте им. Кирова «Макеевугля» из 700 человек остались работать три десятка (сейчас шахта переведена в режим водоотлива), а в ЛНР на одной из шахт из штатных 300 человек трудятся трое.
В целом по ДНР призвали каждого второго горняка, в ЛНР, как сообщало руководство республики в декабре прошлого года, ушли воевать 58% шахтёров.
Как следствие, в ДНР добыча угля на государственных шахтах к концу 2022 года упала до 2,9 млн тонн, сократившись в 2–2,5 раза по сравнению с пиковыми 2018–2019 годами.
Примерно столько же угля добыли и на частных шахтах. В ЛНР в январе 2022 года планировали добыть 8,5 млн тонн, против 5 млн тонн по итогам 2021 года, а добыли чуть более 3 миллионов. Все эти цифры стали известны лишь благодаря включению ЛНР и ДНР в состав России — до этого количество работающих шахт и объёмы добычи находились под грифом «Для служебного пользования».
Но быстро нарастить добычу вряд ли представляется возможным. Кто-то из шахтеров уехал насовсем, кто-то подписал контракт и воюет, а многие за те деньги, которые им платили ранее, в забой не вернутся. Средняя зарплата на шахтах ДНР немногим больше 36 тысяч рублей. Для сравнения, финансисты отдела образования в Макеевке получают на руки в районе 30 тыс. рублей, не спускаясь в забой. Как следствие, молодёжь на шахты идти трудиться не желает. А увеличить количество шахтёров за счёт родившихся с 1985 по 1992 год уже невозможно — ресурс исчерпан.
Плюс проблема с выплатой долгов — вопрос решен лишь временно. Транш из федерального бюджета размером в 2,7 млрд рублей был перечислен в середине мая и покрывал период в четыре месяца. Но если частники не возьмут государственные шахты ДНР под свое управление уже в июле–августе, то выдавать зарплату вновь придётся из федерального бюджета в счет погашения уже нового долга.
А частнику необходимо рассчитывать на стабильный сбыт, которого по-прежнему нет. С 2017 по 2022 год донецкий уголь хоть как-то экспортировался на Украину, в ЕС, а также понемногу в Турцию и страны Ближнего Востока. После начала СВО рынки Украины и ЕС закрыты, а выход на мировой рынок ограничен узкими воротами донских портов Ростовской области. Здесь мог бы помочь мариупольский порт, однако прямого железнодорожного сообщения между Мариуполем и Донецком нет. В районе Еленовки полотно простреливается ВСУ еще с 2014 года. И до тех пор, пока линию фронта не отодвинут, наладить экспорт угля по кратчайшему пути через порты северного Приазовья не получится.
Как следствие, на экспорт с начала 2023 года было отгружено 8,6 тыс. тонн (1,8% от общей добычи), из которых 7,2 тыс. тонн купила Турция. А в условиях затянувшихся боевых действий особых надежд на рост внутреннего потребления угля нет. Львиная доля энергетического угля сжигалась на ТЭС и ТЭЦ, в работе которых сейчас нет особой потребности. Ведь потребление электроэнергии жителями и предприятиями явно сократилось.
Пока в ЛНР и ДНР главными потребителями энергетического угля остаются Старобешевская и Зуевская ТЭС. Первая работает на антраците из ДНР, вторая сжигает газовые угли из ЛНР.
Луганская ТЭС с середины прошлого года работает на природном газе. Маломощная и старая Мироновская ТЭС в последние годы производила тепловую энергию без выработки электричества, а Углегорская сильно пострадала при освобождении ЛНР, и перезапустят её, в лучшем случае, в конце текущего года.
Возможно, ситуация изменится после освобождения всей территории ДНР, но каких-либо сроков по понятным причинам здесь устанавливать не получается.
Инфраструктура и безопасность
Вопрос о будущем шахт ожидаемо встал ребром сразу после присоединения республик. Глава ЛНР Леонид Пасечник во время встречи с президентом Владимиром Путиным в конце декабря ходатайствовал о сохранении шахт в госсобственности.
Несмотря на отсутствие в России государственных угольных предприятий, президент не возражал. Но в качестве встречного условия он поставил обеспечение безубыточной работы.
В ДНР же решили пойти по более простому и проверенному пути — приватизировав государственные шахты. К моменту включения ДНР в состав России там было пять государственных унитарных предприятий с 16 шахтами, из которых работали девять. Плюс 46 частных шахт, из которых на 18 велась добыча.
С инфраструктурой и оборудованием на госпредприятиях просто беда. Если еще в 2017 году главной проблемой был крепёжный лес, то теперь он уже не поможет. Износ оборудования на шахтах ДНР по оценкам профильного министерства находится в пределах 80–85% (для сравнения, средний показатель по России до СВО — 70%). Государственные шахты свыше 30 лет, то есть с момента обретения Украиной независимости, работали без реконструкции и модернизации.
Защиту от обстрелов тоже, в принципе, обеспечить невозможно — на шахту имени Засядько в Киевском районе Донецка может «прилететь» из ствольной артиллерии, а до остальных добивают РСЗО и авиационные ракеты. В прошлом ноябре из-за повреждения электроподстанции «Смолянка» напряжением 220 кВ в Донецке 59 горняков остались под землёй, а на шахте им. Скочинского еще недавно минимум раз в две недели люди оставались на глубине без света.
Так что приватизационный путь в ДНР оказался не таким уж и простым. Инвесторы приезжают, смотрят на активы и уезжают. По крайней мере, так было в 2022 году. Причины всё те же, что были озвучены выше, — безопасность, кадры, инфраструктура и спрос.
При этом параметры приватизации публично никем не объявлены. Поэтому нет понимания: будут ли предприятия полностью переданы частникам или власти сохранят за собой контрольный (или блокирующий) пакет.
Пока же, судя по накопленным в отрасли проблемам, приватизация выглядит как попытка властей избавиться от проблемы, переложив её на бизнес. Осенью 2022 года министр Чертков отмечал, что в развитие угольной отрасли нужно вложить около 10 млрд рублей в ближайшие три года. Это уже на уровне суммы ограничивает круг потенциальных желающих вкладываться в такой проект.
В общем, пока угледобыча ЛНР и ДНР представляет собой свою бледную тень даже по сравнению с 2021 годом, не говоря уже о временах до 2014 года.
До тех пор пока ВС России не отодвинут линию фронта, обеспечив безопасность новых территорий (а значит, безопасность граждан, предприятий и выхода на морские торговые пути), не удастся решить кадровый вопрос и обеспечить спрос на уголь Донбасса. Впрочем, если потенциальным инвесторам удастся хотя бы обеспечить регулярную выплату зарплат и обновление инфраструктуры шахт, это уже будет серьёзным шагом вперёд.
