«Денег, мыла, колбасы!» Как шахтеры расшатали СССР
11 июля 1989 года в Кузбассе начались самые масштабные забастовки шахтеров в истории Советского Союза. Разгоревшись из-за незначительного, на первый взгляд, повода, за несколько дней они вовлекли порядка 600 тыс. человек на гигантской территории от Сахалина до Донбасса. Недовольные своим положением шахтеры организованными колоннами выходили на центральные площади городов, вещали с трибуны в микрофоны и призывали государственное и партийное руководство выполнить свои требования. Исследователи не сомневаются, что именно события 30-летней давности привели к смене вектора экономического развития и даже государственного строя в стране.
На излете своей гегемонии в России коммунистический режим серьезно пострадал от собственного орудия, которое с успехом применялось в начале XX века. Продавливая себе путь в руководящие органы, большевистские агитаторы призывали рабочих Петербурга, Москвы, Иваново-Вознесенска, Орехово-Зуева и других крупных промышленных центров бастовать. Стачечное движение, как известно, явилось значительным толчком к событиям первой русской, а потом и Февральской революций. Теперь же это явление, которое 70 годами ранее сначала помогло большевикам занять место во власти, а затем и самим стать властью, — закладывало мину под позиции КПСС в зашатавшемся от запаха свободы советском обществе.
Забастовки стали заметным явлением в общественно-политической жизни позднего СССР еще до 1989 года, однако до известного момента практически полностью игнорировались прессой, и к тому же не имели централизации.
Рабочее движение крепчало по мере либерализации государства. Количество забастовок росло из года в год. За первые пять месяцев 1989-го в стране прошли 54 забастовки. Они стихийно вспыхивали в самых разных регионах, но отличались разрозненностью.
Центром шахтерских волнений стал Междуреченск – находившийся практически в полной зависимости от угледобывающей отрасли 45-тысячный город в 300 км к юго-востоку от Кемерова. Еще в апреле забастовали рабочие шахты имени Ленина. Их требования сводились к решению экономических вопросов: поднять расценки за выемку угля, оплачивать в полном объеме труд в вечерние и ночные часы, увеличить размер премий, сократить на 40% управленческий персонал. Протестующие требовали улучшить снабжение населения региона продуктами и товарами первой необходимости. Среди них оказались чай, стиральный порошок и мыло, прочнее всего засевшее в сознание народа. Впоследствии о причинах массовых забастовок так и вспоминали: шахтерам не хватило мыла.
«Если бы бастующие шахтеры потребовали вместо хозрасчета хозяйственного мыла и железного порядка, это могло бы стать опорой для тех, кто хотел бы свернуть реформы, — рассуждал известный журналист Владимир Гуревич. – Но шахтеры говорили прежде всего именно о хозрасчете. О настоящей реформе».
Задержки зарплат, как в 1990-е, еще не значились в актуальной повестке. Напротив, по общим меркам шахтеры получали весьма прилично – до 600 рублей в месяц. Правда, потратить заработанное чаще всего было не на что. Индустрии развлечений в городах почти не существовало. Магазины отсвечивали пустыми полками.
А вообще 1989 год стал для советской власти тяжелым испытанием, как никакой другой во второй половине XX века. Этнические конфликты на окраинах державы, природные катаклизмы, катастрофы на транспорте, дефицит – проблем 30 лет назад хватало с лихвой. Как выяснилось чуть позже, все они в комплексе оказались для руководства СССР непреодолимым препятствием.
За несколько дней до планируемой акции междуреченские шахтеры отправили в Верховный Совет СССР письмо с перечнем своих требований – они почти полностью повторяли весенние. Местный профсоюз угольщиков занял сторону властей. Это вызвало взрыв возмущения как в Междуреченске, так и во всем Кузбассе.
10 июля 1989 года порядка 80 рабочих шахты имени Шевякова, поднявшись из забоя после ночной смены, отказались сдавать лампочки с аккумуляторами. К ним присоединились шахтеры первой и второй смен. Уже в первые часы численность бастующих составила 344 человека.
11 июля на главной площади Междуреченска собрались несколько тысяч шахтеров.
В условиях сильной жары они уселись или даже улеглись на асфальте, ожидая ответа начальства. Все угольные предприятия города прекратили работу. Был создан стачечный комитет. Уже через два дня забастовка охватила все шахты Кемеровской области. Министр угольной промышленности Михаил Щадов пообещал немедленно удовлетворить выдвинутые условия. На сессии Верховного Совета СССР выступил Михаил Горбачев, назвавший требования кузбасских горняков справедливыми и заявивший, что ЦК КПСС и правительство страны «могут дать твердые гарантии удовлетворения требований». Однако, выступление первого лица государства еще больше возмутило рабочих региона и спровоцировало на забастовки их коллег в других частях СССР.
По крайней мере публично Горбачев пытался показать, что ничего страшного не происходит, и ситуацию он полностью контролирует.
«Рабочие берут дело в свои руки основательно. И это меня при всем драматизме событий очень сильно воодушевляет», — отмечал он в телеинтервью.
Вот как впоследствии оценивал действия советского руководства известный экономист Егор Гайдар:
«Власти не были готовы разбираться и пытаться понять, что происходит в действительности, что можно сделать, чтобы навести порядок.
Реакция была такая: раз нас здесь достали, придется дать денег, мыла, колбасы, социальных благ, привилегий… Это было понятно, но проблему не решало».
Между тем остановить стачечные мероприятия никак не удавалось. Напротив, из Междуреченска они перекинулись на шахты Прокопьевска, Кемерова, Новокузнецка, Осинников и других населенных пунктов с организованной добычей угля. 12 июля в Кузбассе на 20 предприятиях бастовали свыше 20 тыс. шахтеров, 13-го – до 55 тыс. Рабочие комитеты занимались поддержанием порядка. Продажа алкоголя запрещалась, а пьяные подлежали задержанию. По данным УВД Кемеровской области, которые приводятся в «Истории Кузбасса», за время забастовки уровень преступности в Междуреченске снизился на 31,4%.
«Забастовки стали реальностью не сегодня, — писали в те дни «Московские новости». – Но еще год назад газеты называли забастовки «групповой истерией», приравнивали к «прямой атаке на перестройку», считали их бесплодным, недемократическим путем борьбы, когда «кучка крикунов вынуждает к безделью тех, кто и не помышляет бросать работу». Думаем, что подобный подход – серьезная ошибка. Забастовка может быть вполне демократическим способом разрешения конфликтов. Разумеется, необходимо, чтобы он использовался в рамках закона, которого у нас пока нет. Именно закон позволит отделить забастовки, обоснованные реальными и серьезными причинами, от забастовок, когда участники, что называется, бузят».
В материале также отмечалось, что стачки «тяжелы для самих участников, их семей и общества в целом». Одновременно пресса той поры признавала, что такой инструмент нельзя исключать из демократии и обращалась к историческому опыту.
«Стоит вспомнить о том, что в 1920-х годах забастовки не отрицались. Более того, XI Съезд партии «объяснял и оправдывал» их по мотивам, которые и сегодня еще живучи, — «исключительно бюрократическими извращениями пролетарского государства», — напоминали «МН».
14 июля стачка в Междуреченске была прекращена, однако в других местах все только начиналось. Больше всего горняков бастовало 17 июля – 177 682. Одновременно в Макеевке Донецкой области состоялся многотысячный митинг в поддержку требований шахтеров Кузбасса.
«В нынешней забастовке, во всяком случае в Макеевке, явно присутствовали специфические черты, которые меняют стереотипное представление об этой форме борьбы. Прежде всего скрупулезный учет присутствующих, ибо пребывание на площади приравнено к выходу на работу и будет оплачено по среднесдельным расценкам, — передавал из этого города спецкор «МН» Георгий Богдановский. – Руководители Украины – партийные, профсоюзные – появились перед бастующими, когда события уже набрали силу, через несколько дней после их начала.
Немудрено, что шахтеры во время митингов нередко говорили: «Зачем нам Киев, когда уже все решается в Москве».
По мнению Анатолия Татаринова, второго секретаря Макеевского горкома Компартии Украины, руководство угольной отраслью, где накопилось немало проблем, должно было насторожиться еще несколько лет назад после известных случаев невыхода горняков на поверхность в Норильске».
Осенью 1989 года стачечное движение привело к созданию «Союза трудящихся Кузбасса». Был учрежден печатный орган рабочих региона. Забастовки то затихали, то разгорались вновь, но окончательно не смолкали, перекатившись в 1990-й.
11 июля 1989 года в Кузбассе начались самые масштабные забастовки шахтеров в истории Советского Союза. Разгоревшись из-за незначительного, на первый взгляд, повода, за несколько дней они вовлекли порядка 600 тыс. человек на гигантской территории от Сахалина до Донбасса. Недовольные своим положением шахтеры организованными колоннами выходили на центральные площади городов, вещали с трибуны в микрофоны и призывали государственное и партийное руководство выполнить свои требования. Исследователи не сомневаются, что именно события 30-летней давности привели к смене вектора экономического развития и даже государственного строя в стране.
На излете своей гегемонии в России коммунистический режим серьезно пострадал от собственного орудия, которое с успехом применялось в начале XX века. Продавливая себе путь в руководящие органы, большевистские агитаторы призывали рабочих Петербурга, Москвы, Иваново-Вознесенска, Орехово-Зуева и других крупных промышленных центров бастовать. Стачечное движение, как известно, явилось значительным толчком к событиям первой русской, а потом и Февральской революций. Теперь же это явление, которое 70 годами ранее сначала помогло большевикам занять место во власти, а затем и самим стать властью, — закладывало мину под позиции КПСС в зашатавшемся от запаха свободы советском обществе.
Забастовки стали заметным явлением в общественно-политической жизни позднего СССР еще до 1989 года, однако до известного момента практически полностью игнорировались прессой, и к тому же не имели централизации.
Рабочее движение крепчало по мере либерализации государства. Количество забастовок росло из года в год. За первые пять месяцев 1989-го в стране прошли 54 забастовки. Они стихийно вспыхивали в самых разных регионах, но отличались разрозненностью.
Центром шахтерских волнений стал Междуреченск – находившийся практически в полной зависимости от угледобывающей отрасли 45-тысячный город в 300 км к юго-востоку от Кемерова. Еще в апреле забастовали рабочие шахты имени Ленина. Их требования сводились к решению экономических вопросов: поднять расценки за выемку угля, оплачивать в полном объеме труд в вечерние и ночные часы, увеличить размер премий, сократить на 40% управленческий персонал. Протестующие требовали улучшить снабжение населения региона продуктами и товарами первой необходимости. Среди них оказались чай, стиральный порошок и мыло, прочнее всего засевшее в сознание народа. Впоследствии о причинах массовых забастовок так и вспоминали: шахтерам не хватило мыла.
«Если бы бастующие шахтеры потребовали вместо хозрасчета хозяйственного мыла и железного порядка, это могло бы стать опорой для тех, кто хотел бы свернуть реформы, — рассуждал известный журналист Владимир Гуревич. – Но шахтеры говорили прежде всего именно о хозрасчете. О настоящей реформе».
Задержки зарплат, как в 1990-е, еще не значились в актуальной повестке. Напротив, по общим меркам шахтеры получали весьма прилично – до 600 рублей в месяц. Правда, потратить заработанное чаще всего было не на что. Индустрии развлечений в городах почти не существовало. Магазины отсвечивали пустыми полками.
А вообще 1989 год стал для советской власти тяжелым испытанием, как никакой другой во второй половине XX века. Этнические конфликты на окраинах державы, природные катаклизмы, катастрофы на транспорте, дефицит – проблем 30 лет назад хватало с лихвой. Как выяснилось чуть позже, все они в комплексе оказались для руководства СССР непреодолимым препятствием.
За несколько дней до планируемой акции междуреченские шахтеры отправили в Верховный Совет СССР письмо с перечнем своих требований – они почти полностью повторяли весенние. Местный профсоюз угольщиков занял сторону властей. Это вызвало взрыв возмущения как в Междуреченске, так и во всем Кузбассе.
10 июля 1989 года порядка 80 рабочих шахты имени Шевякова, поднявшись из забоя после ночной смены, отказались сдавать лампочки с аккумуляторами. К ним присоединились шахтеры первой и второй смен. Уже в первые часы численность бастующих составила 344 человека.
11 июля на главной площади Междуреченска собрались несколько тысяч шахтеров.
В условиях сильной жары они уселись или даже улеглись на асфальте, ожидая ответа начальства. Все угольные предприятия города прекратили работу. Был создан стачечный комитет. Уже через два дня забастовка охватила все шахты Кемеровской области. Министр угольной промышленности Михаил Щадов пообещал немедленно удовлетворить выдвинутые условия. На сессии Верховного Совета СССР выступил Михаил Горбачев, назвавший требования кузбасских горняков справедливыми и заявивший, что ЦК КПСС и правительство страны «могут дать твердые гарантии удовлетворения требований». Однако, выступление первого лица государства еще больше возмутило рабочих региона и спровоцировало на забастовки их коллег в других частях СССР.
По крайней мере публично Горбачев пытался показать, что ничего страшного не происходит, и ситуацию он полностью контролирует.
«Рабочие берут дело в свои руки основательно. И это меня при всем драматизме событий очень сильно воодушевляет», — отмечал он в телеинтервью.
Вот как впоследствии оценивал действия советского руководства известный экономист Егор Гайдар:
«Власти не были готовы разбираться и пытаться понять, что происходит в действительности, что можно сделать, чтобы навести порядок.
Реакция была такая: раз нас здесь достали, придется дать денег, мыла, колбасы, социальных благ, привилегий… Это было понятно, но проблему не решало».
Между тем остановить стачечные мероприятия никак не удавалось. Напротив, из Междуреченска они перекинулись на шахты Прокопьевска, Кемерова, Новокузнецка, Осинников и других населенных пунктов с организованной добычей угля. 12 июля в Кузбассе на 20 предприятиях бастовали свыше 20 тыс. шахтеров, 13-го – до 55 тыс. Рабочие комитеты занимались поддержанием порядка. Продажа алкоголя запрещалась, а пьяные подлежали задержанию. По данным УВД Кемеровской области, которые приводятся в «Истории Кузбасса», за время забастовки уровень преступности в Междуреченске снизился на 31,4%.
«Забастовки стали реальностью не сегодня, — писали в те дни «Московские новости». – Но еще год назад газеты называли забастовки «групповой истерией», приравнивали к «прямой атаке на перестройку», считали их бесплодным, недемократическим путем борьбы, когда «кучка крикунов вынуждает к безделью тех, кто и не помышляет бросать работу». Думаем, что подобный подход – серьезная ошибка. Забастовка может быть вполне демократическим способом разрешения конфликтов. Разумеется, необходимо, чтобы он использовался в рамках закона, которого у нас пока нет. Именно закон позволит отделить забастовки, обоснованные реальными и серьезными причинами, от забастовок, когда участники, что называется, бузят».
В материале также отмечалось, что стачки «тяжелы для самих участников, их семей и общества в целом». Одновременно пресса той поры признавала, что такой инструмент нельзя исключать из демократии и обращалась к историческому опыту.
«Стоит вспомнить о том, что в 1920-х годах забастовки не отрицались. Более того, XI Съезд партии «объяснял и оправдывал» их по мотивам, которые и сегодня еще живучи, — «исключительно бюрократическими извращениями пролетарского государства», — напоминали «МН».
14 июля стачка в Междуреченске была прекращена, однако в других местах все только начиналось. Больше всего горняков бастовало 17 июля – 177 682. Одновременно в Макеевке Донецкой области состоялся многотысячный митинг в поддержку требований шахтеров Кузбасса.
«В нынешней забастовке, во всяком случае в Макеевке, явно присутствовали специфические черты, которые меняют стереотипное представление об этой форме борьбы. Прежде всего скрупулезный учет присутствующих, ибо пребывание на площади приравнено к выходу на работу и будет оплачено по среднесдельным расценкам, — передавал из этого города спецкор «МН» Георгий Богдановский. – Руководители Украины – партийные, профсоюзные – появились перед бастующими, когда события уже набрали силу, через несколько дней после их начала.
Немудрено, что шахтеры во время митингов нередко говорили: «Зачем нам Киев, когда уже все решается в Москве».
По мнению Анатолия Татаринова, второго секретаря Макеевского горкома Компартии Украины, руководство угольной отраслью, где накопилось немало проблем, должно было насторожиться еще несколько лет назад после известных случаев невыхода горняков на поверхность в Норильске».
Осенью 1989 года стачечное движение привело к созданию «Союза трудящихся Кузбасса». Был учрежден печатный орган рабочих региона. Забастовки то затихали, то разгорались вновь, но окончательно не смолкали, перекатившись в 1990-й.
